Читать книгу "Мамочка из 21-го бокса - Мария Хаустова"

– А ты ей что? – внимательно меня слушала Юлька.

– Так, а что? Ты разве эту историю не помнишь? Я ей сказала, мол, я и так уже выбрала: на заочном учусь.

– А да-да, она ещё тогда тебе сказала, что это не ответ! – вспомнила подружка.

– Ну и вот! А ты спрашиваешь, почему я говорю, что ненавижу универ…

– А с Вадькой чего? – перешла она на больную для меня тему.

– А чего с ним станется? Живёт в деревне. Я как несколько недель назад оттуда уехала, так его больше и не видела. Звонил тут, правда, пару раз, но я трубку не беру.

– А почему?

– А жить по-человечески не умеет.

– А мама твоя как?

– Да ничего. Работает. Иногда к нам заходит, иногда мы к ним.

Варя заныла, и мне пришлось отключить Юльку.

Я сбегала в комнату и погладила малышку по голове, чтобы та успокоилась. Она снова заснула. Я пришла на кухню, села на маленький диванчик и взглядом обвела помещение: как меня раздражали старые, задрипанные обои, замасленные у плиты и треснувшие в нескольких местах; старая люстра, закопчённая от вечно дымящей печки и замызганная ковровая дорожка совдэповских времён! «Неужели тут можно жить?» – спрашивала себя я и переводила взгляд на входную дверь, которая вела с улицы: перекосившиеся косяки какого-то коричнево-оранжевого цвета венчали её и создавали ещё более уродливый вид. Ещё когда мы въезжали в квартиру, я хотела, чтобы кухня была яркой-яркой, и попросила Вадика покрасить светло-оранжевым цветом пол и дверь, купила яркие обои и думала, что всё будет, как я хочу. Но вышло совсем по-другому: пока я была на очередной сессии, он умудрился уйти в очередной запой и попросил соседей-алкоголиков заняться ремонтом у нас дома. В итоге печки приобрели противный тёмно-фиолетовый оттенок, а пол и двери – ненавистный оранжевый. «Эх! – вздохнула я. – Надо же! Ни на кого надеяться нельзя. Смешно даже: всю жизнь прожила в благоустроенной квартире – и на тебе! Правильно говорят, самый главный экзамен для женщин – это хорошо выйти замуж… Ну, а коли у меня это не совсем получилось, буду горбиться и волочить свою ношу дальше. Правда, и это можно делать по-разному. Говорят, нужно относиться ко всему проще и не обращать внимания на трудности. Слова, конечно, словами, но смогу ли так я?»

«Ну, давай разберёмся, – говорила я сама с собой. – Маме с Танькой жить и без меня нелегко. Свекрови нужен только сын и ничего кроме сына. Друзей как таковых у меня нет. Есть только подруги, которые могут забежать на пару секунд, спросить как дела, и, не дожидаясь моего ответа, убежать. Есть, конечно, и такие, которые вспоминают обо мне в тяжёлые моменты жизни. Правда, не в мои. Как там говорят? Помоги человеку в трудную минуту, и он вспомнит о тебе. В следующую трудную минуту. Жаль, что я со своим придурковатым характером помчусь спасать всю планету, неважно ночь то будет на дворе иль день. Людей в моём окружении с такими же принципами, пожалуй, не найти. И именно поэтому, когда помощь нужна мне, как правило, я её не нахожу. Так и получается, что надеяться я могу только на себя и, пожалуй, на Бога».

Я лежала на диване и размышляла про себя. Мой внутренний диалог шёл бы долго и непрерывно, если бы в дверь, не постучались. Тихий, еле слышный звук, заставил посмотреть меня на деревянное перекосившееся оранжевое уродство. Была глубокая ночь, и я уже никого не ждала. Я продолжала оставаться лежать на диване, как из общего коридора донеслось: «Пусти». Я подбежала к дверям, сбросила крючок с замка и толкнула двери от себя! Из темноты в квартиру вошёл муж. Он посмотрел на меня виноватыми глазами и прошептал: «Я соскучился!»

Мне не хотелось слушать его очередные оправдания, потому что я знала каждое слово, которое он заготовил для меня, интонацию, с какой он будет их произносить, и чем всё закончится. Я пристально посмотрела на него пренебрегающим и осуждающим взглядом, закрыла ноутбук и легла в свою постель. Повернувшись к стенке, заснула с мыслью о том, что теперь снова всё будет по-прежнему: он продолжит свои гулянки и попойки, а я буду вынуждена всё это терпеть и плюс ко всему работать на него в качестве домашней обслуги. Почему бы не бросить его? Ну как же! Нельзя! Моей Вареньке нужен отец!

Вадим лёг спать на кухне. В этот вечер мы решили не говорить. Желание было обоюдным. Я не знаю, спал ли он, но свет у него горел всю ночь.

Утро следующего дня было длинным и тяжёлым. Во-первых, потому что мы снова выясняли отношения, которые, казалось, уже давно пришли к их логическому завершению, а, во-вторых, мы всё-таки решили делать ремонт.

Из кладовки достали банку белой краски, которая ушла на печку, а обои собирали по родственникам: у кого что осталось. В итоге целый день ушёл на преображение кухни, и ремонт был закончен глубокой ночью. Уставшие и изнемождённые, мы сидели на маленьком диванчике и озирали великолепие своего мастерства.

– Здорово, да? – смотрел на меня Вадим.

– Ну да… Получше, чем было-то… – отвечала я и, указывая на пустое место, говорила. – А сюда надо бы цветок повесить!

– Ты-то сегодня вообще умаялась, – продолжал муж. – И готовка, и уборка, и тут ещё дел столько!

– Хорошо хоть ты Варьку спать уложил! – радовалась я.

Оказывается, ничто так не влияет на настроение, как обстановка, в которой ты живёшь! Даже дышать стало легче. Я где– то слышала, что один мужик жил в старом захолустном доме и уже собирался умирать. Заболел сильно. А жена у него была молодая, несмышлёная. Ничего не понимала. Свекровь её, как узнала, что сын в тяжёлом состоянии находится, в раз примчалась и за три дня переклеила в их квартире все стены. Странное дело – мужик поправляться начал! Вот бы и нам от хандры избавиться! А что? Чем чёрт не шутит? Я не против! А вот бы хорошо: раз и не стал бы Вадька пить; раз – и на работу бы устроился; раз – и дома бы стал помогать! Да. Оптимизма во мне хоть отбавляй, правда, не здорового…

День чередовался ночью, а ночь – днём. Иногда я не спала сутками: то Варя не давала, то Вадька гулял. Жизнь не становилась радостней, и даже, несмотря на ремонт, моя халупа бесила меня всё больше и больше. И дело, наверняка, даже было не в ней. Дело было в нас, в тех, кто в ней жил. Казалось, что квартира наполнена орами, склоками, нервными выпадами, и каждый её миллиметр находился под напряжением. Когда муж входил в комнату, я напряжённо смотрела на него и ждала новых выходок. Но наступило время, когда они перестали меня волновать. Дома почему-то стало тихо. Быть может, потому что муж перестал тут бывать? Он пропадал на несколько дней, а иногда не навещал нас по неделям. Вскоре это вошло в привычку не только для него, но и для меня. Я не ждала его ночами, не ныла в подушку, умываясь слезами, а даже иногда радовалась, что могу просто лечь спать, и никто меня не оскорбит унизительным словом и не замахнётся огромной рукой.

Я могу слушать музыку сколько хочу, смотреть программы, которые нравятся мне, готовить пищу, которую любим мы с Варей, и прибирать по дому, чтобы порядок сохранялся на несколько дней, а не минут. Поначалу меня это даже устраивало. Как будто небольшой отпуск от вечных его проблем, которые каждый раз становились нашими общими. Странное дело, надо же, как у нас повелось: если трудности у меня, то они только мои, а, если же случается что-то с ним, то это плавно и уже закономерно перетекает ко мне. Наверно, я сама беру на себя многое, но даже, если женщина сильна, нельзя же на неё сваливать всё, что только можно! Ан, нет! Кто везёт, на того и наваливают…